Помощничик весь перепачкан в навозе, отвечает неохотно:

— Пару верст, не дольше, — говорит.

Меня подмывает поинтересоваться, когда явиться Доброжир, но решаю не испытывать судьбу. Ясно ведь сказано — жди. Да и помощничек отворачивается, давая понять, что не настроен на разговор. Ну хрен с тобой, золотая рыбка. Продолжаю бродить по небольшому селению, от нечего делать пялясь на лес, да на облака. Глаза слипаются. И есть уже хочется, блин. Но надежды, что бабы одумаются и сжалятся — нет.

А еще бы повязку поменять, чувствую, что она намокла.

Когда время хорошо так перешагивает за полдень, а солнце высоко взбирается в небосвод, ко мне таки выходит делегация дреговичей. Вон они — идут, один краше другого. Голова Доброжир и два помощничка по бокам. Один, тот с которым я уже знаком, перепачкан в дерьме и даже не удосужился вымыть руки. Второй на манер первому, крепкий в плечах блондин дурачковатого вида и с дебильной улыбкой на лице. Доброжир на их фоне — эталон мудрости. Специально что ли выбирает себе в окружении таких товарищей?

Подходят, становятся передо мной. Помощнички скрещивают руки на груди, все из себя важные. Доброжир внушительно кашляет в кулах — рожа у самого кирпичом, как лимон съел, видно, что не простил за казус с дочей. До сих пор на гавно исходится.

— Че, Дроченъ? — спрашивает.

— Оу? — откликаюсь.

— Не заскучал? — пожевывает губу.

— Не-а, — качаю головой.

— Готов земельку посмотреть? — голова говорит сквозь стиснутые зубы, аж эмаль скрипит. — Или небось передумал уже?

— Чего бы мне передумывать, Доброжир?

— Я бы на твоем месте крепко задумался, — шепчет помощничек, тот, что первый, который в навозе счастье искал.

Голова тут же пихает его в бок, заставляя замолчать. Не с ним разговаривают, а значит — не лезь… Тот шипит, потирая ушибленную руку, но молчит.

Я вижу, что так мы далеко не уйдем в нашем взаимопонимании и стараюсь разрядить обстановку. Почему нет? мы два взрослых мужчины, у которых случилось недопонимание определенного рода. Такое случается. Но не зря же психологи из моего времени говорят, что обиды не надо таить и накапливать в себе, от того они только усилятся. Поэтому обиды следует проговаривать. Ну… попытка не пытка и все такое.

— Голова, а голова, разговор у меня к тебе есть. Дело такое, мы с тобой друг друга не поняли видать, — стелю издалека, как мне кажется изощренно, чтобы его тонкое душевное равновесие не задеть. — По суете казус неприятный случился…

— Казусом ты называешь то, как ты хозяйским гостеприимством воспользовался? — хмыкает голова, перебивая. — По разному видать мы на вещи смотрим.

— Доброжир…

Замолкаю. А что мне еще делать, если голова попросту разворачивается и чапает от меня прочь. Слушать меня дальше он не желает. Классно поговорили, так сказать обиды проговорили. Ну ее эту психологию в задницу. Я стою, как обосранный, невдомек, как лучше себя повести в такой ситуации, а помощничек Доброжира подходит, по плечу мне хлопает. Да что они все заладили меня по руке то бить!

— Чего встал, Дроченъ, идем на земельку смотреть, — говорит. — Мы тебя ждать не будем, так что догоняй.

— Идем, — отвечаю, пожимаю плечами.

С секунду колеблюсь, и то, потому что самое время поправить чуть сползшую повязку на ране. А потом шагаю следом за своим отрядом «сопровождения». Они уже учесали, идут впереди, метрах в ста, шушукаются о чем-то. Ну-ну.

Выходим за селение и сразу в лес, в самую чащу.

Доброжир немолодой, но шустрый, хотя с виду тот еще дохлик и доходяга. Однако отряд именно он ведет на правах головы. По лесу как сайгак скачет — через болотца мелкие озорно перепрыгивает, через кустики сигает рьяно, только на раз. Помощничики тоже шустрые, правда подчас там где Доброжир показывает чудеса акробатики, эти танком прут, леса не жалеют, кустики те же ломают, да выкорчевывают. Мне кстати это на руку — помощнички путь прокладывают, я то в хвосте плетусь, скрипя эмалью на зубах. И мне акробатических кульбитов Доброжира не повторить.

Чем в глубже лес, тем больше укрепляюсь во мнении, будто голова, в отличие от князя с дружинниками, нас по самой жопе ведет. Даже я, в этом лесу не разу не бывавший, вижу, что пройти можно по-другому, где нет таких зарослей и болотной жижи под ногами. Пару раз спрашиваю — а не пойти ли нам по другой дороге? На хрена то грязь по щиколотку ногами месить? Молчат, точно белорусские партизаны. Я не спорю, пробираюсь через путь головой предложенный. Считает нужным Доброжир по болотам вести — нет проблем. Потому что если сверну где с дороги, чтобы препятствие обойти — отстану, а этот паразит не станет ждать, в глубь учешет, только его и звали. Мне же не хватает еще в лесу заблудиться, а уверенности, что меня не бросят прямо тут подыхать — ее нет от слова «совсем».

Изредка Доброжир оборачивается, рожа все также кирпичом — на меня косится. Ноздри раздуваются, злющий, щеки красные. Любопытно ему — не отстал ли я? Поспеваю? А вот хрена тебе лысого, выкуси! Надо было твою дочь трахнуть, хоть по делу бы страдал. Но я в такие моменты только ускоряюсь и показываю большой палец — мол, дела у меня зашибись, не дождешься, ты меня на земельку обещанную веди. Ничего не говоря, голова отворачивается и тоже только быстрее идет. Вот же сукин сын! И главное — молчит, как воды в рот набрал.

К месту идем полчаса, час — и это блин «верста-полторы», как озвучивал помощничек? Но и через час не доходим. Меня вдруг посещает догадка — не подляночку ли мне голова решил заложить? С земелькой то? Не знаю, что голова за жук, но я начинаю беспокоиться все больше, когда позади добрый десяток километров пути по самой заднице. Позади же остаются все более менее пригодные для жизни земли и далеко не все из них облюбованные дреговичами. Так отчего мне там земельки не вымерить? Но у Доброжира другое в башке крутится — прям чувствую, что его распирает, что гавнеца мне припас.

Заходим все глубже в лес, все дальше от нас селение дреговичей и все одичалее местная флора и фауна. Мне кажется, что дреговичи сюда по своей воле ни ногой, если вообще так далеко от селения захаживают. Однако расстраиваться раньше времени не спешу — посмотрим, оценим, что за земельку мне голова заготовил. Может я зря грешу и по приходу на место Доброжира начну благодарить. Хотя… если совсем на чистоту — мне сейчас любая земелька впрок, пусть даже самая худая. Поэтому, Доброжир — обломись со своей местью или что ты там надумал.

По после еще получаса скитаний выходим на подобие опушки. Даже не опушки — в кольце деревьев раскинулось огромное болото. Закашливаюсь — вонючее, однако место.

— Останавливаемся, — распоряжается Доброжир, не сдерживается, довольно потирает руками.

Вижу, что сам запыхался. А какого мне с раной боку?

Голова колеблется несколько секунду, осматривая место таким взглядом, будто видит болото в первый раз. На роже вместо привычного кирпича, наконец, появляется глубокое удовлетворение — похоже, что Доброжир признал эту дыру достаточно паршивой для моего проживания.

— Здесь что ли? — слышу вопрос помощничка, походу тот сам не смекает, куда его голова приволок.

— Да он же здесь и дня не протянет, — говорит второй, любопытно оглядывая место и держась рукой за бок, у него колит после перехода.

— Цыц, — пресекает болтовню Доброжир, да таким голосом, что мне не по себе.

Место действительно ультрадикое, для жизни негодное ни под каким соусом. И комаров столько, что заживо сожрут.

Голова находит какие-то сучьи, подбирает. А потом обходит болото кругом, втыкая по его периметру свои палочки. Это вообще какого хрена значит? Землю мне что-ли отмеряет. Наблюдая за ним молча, когда Доброжир втыкает последний колышек и оборачивается ко мне.

— Ну-с, вот так, мил человек, — виновато подергивает плечом. — Обустраивайся, располагайся на болотце, как дома.

И как реагировать? Стою туплю в полный рост.

— Ты серьезно, Доброжир? — ёжусь, рана после перехода кровоточит, необходимо менять повязку. — Предлагаешь с болота тебе платить, как с земли?